ПоискТэги
CNT-AIT (E)
ZSP
Бразилия
Британия
Германия
Греция
Здравоохранение
Испания
История
Италия
КРАС-МАТ
МАТ
Польша
Россия
Украина
Франция
анархизм
анархисты
анархо-синдикализм
антимилитаризм
всеобщая забастовка
дикая забастовка
забастовка
капитализм
международная солидарность
образование
протест
против фашизма
рабочее движение
репрессии
солидарность
социальные протесты
социальный протест
трудовой конфликт
трудовые конфликты
экология
|
"Иллюзии надо не укреплять, а развеивать". Интервью с Вадимом ДамьеИнтервью, данное историком и активистом журналу "Эгалите" о леворадикальном движении в России, его трудностях и перспективах, о проблеме союзов и трудных, но столь необходимых альтернативах.
Вопрос: Какое место, по вашему мнению, Россия и страны СНГ занимают в системе мирового капитализма и как это положение обуславливает форму реализации власти их государств? Ответ: Что ж, вы правильно ставите проблему: то, что мы наблюдаем в бывшем "Союзе", или, как я иногда говорю, в "1/6-й" отнюдь нельзя считать исключением в мире, хотя, конечно, какие-то явления и тенденции выступают более резко или рельефно. Капитализм – это действительно "мир-система", где существуют свой "центр" и своя "периферия". Страны бывшего "Союза" относятся, вне всякого сомнения, к "периферии" или к "полупериферии", с точки зрения того места, какое они занимают в мировом капитализме. Их хозяйственная роль – сырьевой придаток и место размещения производства с дешевой рабочей силой. Но это не исключает нескольких дополнительных моментов, которые усложняют картину. Во-первых, корпорации, действующие в этих странах – прежде всего, в России – могут и выступать в роли транснациональных корпораций, весьма активных и иногда влиятельных не только в других странах "периферии", но и в странах капиталистического "центра": возьмем, к примеру, те же российские газовые и нефтяные компании. Во-вторых, внутри региона бывшего "Союза" выделяется претендент на роль региональной сверхдержавы – Российское государство. Оно пытается утвердится в этом качестве и добивается признания за ним этого права со стороны конкурентов на мировой арене, в том числе, – со стороны держав капиталистического "центра". Тем не менее, его экономическая слабость и периферийно-сырьевая роль дают ему возможность выступать лишь как младшему партнеру в идущих сейчас в мире процессах формирования новых империалистических блоков или "центров силы", прежде всего – в противоборстве между североамериканскими Соединенными Штатами и Китаем. Такое политическое и экономическое место "постсоветского" региона в капиталистическом мире, несомненно, накладывает отпечаток и на характер власти в его государствах. Другим влияющим фактором можно считать то, что, по существу, во всех этих странах господствующий класс в значительной мере вырос из советской правящей номенклатуры и технобюрократии. В результате во всех государствах "1/6-й" в более или менее отчетливом виде утвердились авторитарные или полуавторитарные олигархические режимы, проводящие крайнюю неолиберальную политику в социальной области. Вопрос: Какую идейную-практическую эволюцию прошло постсоветское левое движение с конца 90-х по нынешний день? Ответ: Начать, я думаю, все же следует с того, что левое движение в регионе изначально страдало от врожденных "червоточин". Левая оппозиция в СССР всегда подвергалась тяжелым репрессиям и была оторвана от основных тенденций развития леворадикальной мысли в мире. Отсюда ее изначальная… ну, скажем так: "провинциальность", "доморощенность", что ли, идейная каша и попытка, что называется, изобретать велосипед. Очень у многих наблюдаются пережитки КПССовской идеологии, ленинизма, авторитарно-госкапиталистических моментов или настроений. Еще одна такая "червоточина", идущая с советских еще времен, – неумение сформулировать и занять собственную принципиальную позицию в социальной борьбе. Подобно тому, как большинство "новой левой" выступало в период Перестройки в роли придатков демономенклатурно-либеральной оппозиции, уже и после роспуска Союза правящим номенклатурным классом левые чаще всего становятся своего рода младшим партнером той или иной фракции правящего класса, ведущей борьбу за власть. Например – фактическим союзником либеральной оппозиции в борьбе за "честные выборы" или "демократию". Что касается изменений за последние 20 лет… Я бы выразился жестко: ситуация левых не улучшилась, а ухудшилась. К прежним "червоточинам" прибавились новые. У левых и в 1990-х не было идейно-культурной гегемонии в обществе, но, по крайней мере, тогдашняя ситуация в обществе – шок от последствий "рыночных реформ", с одной стороны, и свежая еще память о нежелательных эффектах советского неосталинизма – открывала, хотя бы в теории, возможность и пространство для поиска некоей левой альтернативы. Отсюда и существенный интерес к нетрадиционным левым и анархистским идеям у молодежи 1990-х годов. Теперь положение иное. Выросли новые поколения людей, уже привыкших к частнорыночному капитализму и воспринимающих его как единственную реальность, которую возможно улучшить, в духе идеализируемого, воображаемого "Запада", но невозможно, утопично уничтожить. Зато память о реалиях сталинизма и госкапитализма стерлась, молодежь этого не испытала и не знает. В результате одним молодые люди ходят на мероприятия Навального, другие примыкают к ленинистским группам. Сказываются и последствия процессов конструирования капиталистических наций в постсоветских странах – национализм в той или иной форме стал почти политическим консенсусом и распространился также и на значительную часть левых. Если в 90-х годах "новые левые" и анархисты – в отличие от сталинистов чурались патриотических "заморочек", то в 21 веке некоторые марксисты, "антифа" и анархисты стали заявлять, что не следует отдавать патриотизм "на откуп" ультраправым. В политическом отношении несамостоятельность роли и действий постсоветских левых в России подкрепляется и самой ситуацией перехода политической власти от либеральной фракции господствующего класса в 90-х годах к его ныне правящей консервативной фракции. В новых условиях многие левые считают главным и непосредственным врагом не капитализм, как таковой, а именно консервативный режим, возлагая наивные надежды на перемены к лучшему в случае его отстранения от власти. И последний момент, о котором нельзя не сказать: в силу традиционной "провинциальности" постсоветских левых, они с рьяной готовностью и совершенно некритически заимствуют в мировом левом движении то, что им кажется последним писком левой моды, но что нередко уже подвергается сомнению и пересмотру в этом движении. Так особенно за последние десятилетия в российскую левую среду проникли различные идентистские, постколониалисткие и другие подобные веяния, склонные считать классовую проблему, классовую борьбу, социально-экономические аспекты эксплуатации "устаревшими", "неважными" или "второстепенными". Односторонняя ориентация многих левых на преимущественную защиту интересов той или иной внеклассовой "страты", сегмента, "угнетенной нации", "угнетенной расы" или иерархического "сообщества" в рамках капитализма подрывает возможность формирования солидарности трудящегося класса и осознания его заинтересованности в ликвидации капитализма и государства, в уничтожении любой иерархии вообще. Вопрос: Почему "новые левые" в России и СНГ считают завоевание демократии западного типа первым шагом на пути к социализму? Ответ: Причин здесь опять-таки много. Самая первая – это изначальная идеализация политической демократии как системы правления. Я напомню, что дискуссия об этом восходит еще ко времени раскола Первого Интернационала. Для нас, анархистов, демократия – это тоже "кратия"; это тоже форма власти человека над человеком. А там, где власть, не может быть ни свободы, ни настоящего равенства (отсутствия иерархии), ни солидарности. В древнегреческом полисе еще можно было говорить о непосредственном решении всех вопросов всеми, на общем собрании. В современном обществе демократия – это миф. Наш идеал – это всеобщее самоуправление, при котором люди сами непосредственно решают все вопросы своей жизни и деятельности, сообща или индивидуально. Любое представительство нужд или желаний людей любыми политическими институтами власти, выборными или нет, неминуемо искажает эти действительные нужды. Более того, даже самая "продвинутая" из современных демократий в мире не колеблется прибегать к самым жестоким репрессиям и попранию свобод и прав, как только ощущает угрозу для себя. Иными словами, демократия как система власти, – это, по сути, фикция. Как справедливо говорил Маркузе, свобода выбора господина не отменяет существования господ и рабов, властителей и подвластных. Между тем, большинство левых, не исходящих из анархистской традиции, считают представительную демократию вполне возможной. Тем более, что они, в отличие от анархистов, не верят в возможность непосредственного и реального перехода к безгосударственному и бесклассовому обществу. Для них, еще со времен Первого Интернационала, переход к будущему свободному социуму представляется лишь в виде ряда последовательных этапов: вначале – завоевание "демократии", затем – завоевание политической власти, потом "первый период" нового общества, как своего рода компромисс с элементами старого, и только потом – в туманных и почти несбыточных далях – "коммунизм". Вторая причина, – это, своего рода, следствие подмены понятий. Скажем, никто не станет отрицать, что гражданские и человеческие права, так называемая "негативная свобода", создают более благоприятные условия для деятельности левых сил и социальных движений. В истории анархо-синдикалистских профсоюзов в различных странах известно немало примеров, когда проводились забастовки против репрессивных законов, репрессий, запрета профсоюзных и рабочих организаций и т.д. Бороться против всего этого – логично. Но опасная иллюзия считать, что эти "негативные свободы" действительно гарантирует выборная система представительного правления. Возможно, она бывает менее наглой и циничной в своих действиях, да и то далеко не всегда. Но если ей нужно отбросить или приостановить такие свободы – она всегда находит способ это сделать. Вот почему мы говорим: свободы – да, демократия как система правления – нет, ибо, как власть, она не лучше диктатуры. Мы – безусловно за свободу собраний, демонстраций, союзов, организаций и т.п. Но мы никогда не станем поддерживать выступления за "свободные выборы" рабами своих господ. Иллюзии надо разрушать, а не укреплять. Вопрос: Что, помимо национализации крупных компаний и корпораций, могут предложить "новые левые" постсоветскому обществу в политическом и экономическом плане? Отвект: Прежде всего, они могут и должны предложить альтернативу общества всеобщего самоуправления и координации действий "снизу" – как в политическом, так и в экономическом плане. Это означает, что следует выступать не за национализацию, то есть, огосударствление экономики, а за ее социализацию, реальное обобществление. Предприятия и службы, принадлежащие обществу, должны управляться от его лица не государством, которое никогда не может быть настоящим выразителем интересов общества, а теми, кто работает на этих предприятиях и в этих службах, при согласовании действий с потребителями и жителями. Для этого необходима всеобщая самоорганизация снизу, и по месту работы, и по месту жительства. И вырасти она может только из конкретной и повседневной социальной и экономической борьбы. Именно над такой самоорганизацией и стоило бы работать "новым левым". Из нее в будущем могли бы вырасти те самые структуры "антивласти", которые заменят собой государство и капитализм. Вопрос: Могут ли антимилитаристская, экологическая и феминистская повестки дать старт для развития классовой борьбы? Ответ: Я не думаю, что они могут действительно "дать старт", если будут рассматриваться как самостоятельные и самоценные движения. В отрыве от более общей социальной и социально-экономической проблематики они способны, наоборот, укрепить иллюзию в общности интересов эксплуатируемых и эксплуататоров, затронутых теми же экологическими или феминистскими проблемами, проблемами равноправия меньшинств и т.д. Мне кажется, имеет смысл скорее наоборот, вплетать такую "неэкономическую" тематику в социально-экономическую борьбу, расширяя, тем самым, постановку вопроса до всестороннего противостояния любому господству и любой иерархии. Вопрос: Как вы оцениваете опыт низовой протестной активности в России и СНГ последних лет (экологические лагеря протестов, забастовки прекарных рабочих, борьба за "честные выборы")? Ответ: Разумеется, хорошо, когда общество начинает просыпаться от спячки. Но, к сожалению, масштабы сопротивления далеко отстают от реального вызова, от тех проблем, с которыми сталкиваются эксплуатируемые и подвластные люди. Противодействие "снизу" отстает от классовой войны "сверху". Показательный пример – борьба против пенсионной реформы в России в 2018 г. В ней, как в зеркале, отразились все слабости современного протеста. Даже проправительственная пресса признавала, что если бы на улицы вышли миллионы людей, интересы которых эта реформа затрагивала, обворовывая их в масштабах, невиданных с начала 90-х, правительство вынуждено было бы отступить. Но это по-настоящему позор, когда на акции за право и возможность выбирать себе господина, президента или депутата, выходят десятки или сотни тысяч людей, а на борьбу в защиту своих непосредственных повседневных интересов, скажем, доступной медицины и здравоохранения, – жалкие сотни, в лучшем случае – тысячи. Что же касается забастовок – они происходят, но их немного, и они чаще всего не слишком радикальны и не очень продолжительны. К этому следует добавить и совершенно плачевное состояние профсоюзного движения… Впрочем, это уже не чисто "постсоветская" проблема. Вопрос: Почему так много людей на постсоветском пространстве готовы поддерживать политическую, а не социально-экономическую борьбу? Ответ: С одной стороны, это следствие наивной и иллюзорной веры в демократию как систему правления, причем еще и в связке с верой в приход "честного политика" – то есть, "доброго барина". Отчасти – и результат убежденности в том, что выбор стоит будто бы только между диктатурой и демократией, а третьего не дано. К тому же, играет роль представление о том, что менять все надо "сверху", а не "снизу". Многие считают, что возможен какой-то "чистый", "честный", "некоррумпированный" и "цивилизованный" капитализм, как на выдуманном обывателями "Западе". Ну, и, наконец, есть еще одна причина – вполне тривиальная. Куда проще и легче, на самом деле, выступать против режима и правительства, чем против непосредственного начальника или хозяина по месту работы. В большом "политическом" протесте участник растворяется в массе, рискуя лишь в случае большого личного невезения. В социально-экономическом протесте по месту работы участник рискует тем, что его уволят и оставят без средств к существованию. Вопрос: Каким образом могут современные постсоветские левые успешно бороться с авторитарным государством и компрадорским капиталом? Ответ: Прежде всего, – развивая социально-экономическую борьбу, борьбу за повседневные нужды и интересы людей труда, простого человека, по месту работы, жительства, учебы и т.д. Она неизбежно рано или поздно столкнет трудящихся и с системой в целом, если будет вестись неиерархически и самоорганизованно. Вопрос: Почему ленинская "теория ступеней" в современном контексте не удовлетворяет анархистов? Ответ: Для начала, она никогда не удовлетворяла анархистов. Великая Российская революция 1917–1921 гг. началась отнюдь не по Ленину – как якобы две разные революции, Февральская буржуазно-демократическая и Октябрьская социалистическая. На самом деле, социалистические элементы в революции появились уже с Февраля, в виде пролетарского и крестьянского самоуправления и движения за социализацию. Революция шла по нарастающей, по крайней мере, до весны 1918 года, одна ее ступень продолжала другую, но социалистическое самоуправление отнюдь не вытекало из структур буржуазной демократии, но как раз вело с ними борьбу ни на жизнь, а на смерть. Тем более непонятно, каким образом те, кто верят в "буржуазно-демократический этап" будущей революции в России, собираются переходить от него к социализму. Может быть, они наблюдают какую-то альтернативную самоорганизацию трудящихся, из которой предстоит при их схеме развития событий вырасти самоуправлению и "антивласти"? Интересно, где они это нашли и на какой планете они обитают? Как из движения за "честные выборы" и смену первого, второго или третьего лица в государстве может развиться понимание того, что не следует менять шило на мыло и искать "доброго барина"? Или ленинисты рассчитывают, что после одного или нескольких "обломов" "народ" разочаруется и перестанет "наступать на грабли"? Но с чего они это взяли? Ведь призывая бороться за укрепление иллюзий демократии и "честного капитализма", они никак не помогут их развеиванию. Если мы хотим, чтобы социальное движение развивалось – а социальная революция есть высшая форма социального движения протеста – оно должно следовать своей логике, а не отрицать само себя. Вопрос: Какова на сегодняшний день анархо-синдикалистская альтернатива постсоветскому капитализму? Ответ: Наша альтернатива все та же и повсюду. Ее можно выразить формулой "сопротивление – самоорганизация – самоуправление". Все может начинаться с малого. Все большее число людей станет испытывать не просто недовольство существующим порядком вещей, но и желание оказывать сопротивление против постоянного наступления капитала и государства на их жизненные интересы. Возможно и даже вполне вероятно, что вначале трудящиеся – в который уже раз – попробуют прибегнуть к помощи традиционных методов непрямого действия (обращения к властям, политикам, партиям, депутатам, судам и т.д.) и привычных бюрократических структур (бюрократических профсоюзов, неправительственных организаций и др.). Вот только опыт быстро убедит их в том, что эти способы и пути уже бесполезны. Провалы и поражения побудят людей к независимым действиям. Положение начнет то тут, то там выходить из-под контроля партий и бюрократов, а ход борьбы продемонстрирует, что только там и тогда, где и когда трудящиеся действуют на основе суверенных общих собраний и прибегают к методам прямого действия, удается достичь успеха. Так в процессе борьбы появятся структуры самоорганизации – общие собрания и ответственные перед ними делегаты. Первоначально такая самоорганизация людей вряд ли будет длительной. Однако рано или поздно люди, уже привыкшие к борьбе, могут убедиться в том, что необходима более устойчивая и независимая самоорганизация – самоорганизация, приобретающая более систематический и длительный характер. Скажем, общие собрания рабочих предприятия или жителей микрорайона не прекратят собираться после разрешения или снижения остроты того или иного конкретного конфликта, но продолжат свои встречи (например, чтобы самостоятельно контролировать дальнейшее развитие ситуации, не передоверяя этой задачи политическим "представителям"). Важную роль в распространении таких позиций и инициатив могут и должны внести активисты ведущие постоянную агитацию в пользу самоуправления в борьбе и разоблачающие бессилие и лживость системы представительства интересов, на которых основана вся существующая власть. Лишь только тогда, когда люди смогут поставить свою самоорганизацию, периодически проявляющуюся в ходе борьбы, на все более стабильную основу, можно будет всерьез полагать, что начался процесс действительного восстановления, регенерации общества и – вместе с этим – становления и распространения анархо-коммунистической идеи-силы. Задача социальных революционеров при этом – не просто поддерживать в людях огонь ненависти к существующим структурам власти и капитала, но и настаивать на том, что только постоянная самоорганизованная активность, только ликвидация государства, власти и собственности в состоянии разрешить насущные проблемы человечества, раз и навсегда искоренив причины и предпосылки для переживаемых сегодня мук, страданий, кризисов, войн и катастроф. Иными словами, самоорганизованным структурам предстоит договориться не только о "негативе", но и о "конструктиве", не только о том, что надо разрушить, но и о том, что и как необходимо создать, построить. Только когда начала самоорганизации и самоуправления распространятся в достаточной степени, сможет возникнуть ситуация, при которой будет происходить постоянное накопление опыта, почти каждая стачка, каждый протест будут проявлять все более явную тенденцию выйти за рамки и пределы существующей системы, революционные выступления и общие собрания станут более регулярными, систематическими. Тогда революционные силы окажутся в состоянии бросить действительный вызов всему нынешнему строю, сформировав структуры самоуправления, которые устранят государство и капитализм. Как видите, здесь ничего не предопределено. Мы не верим в автоматизм "железно необходимых" экономических или социальных законов. Речь идет лишь о возможности, определяемой активностью самих людей. Но другого пути просто нет. Интервьюировал Александр Мигурский Опубликовано: "Эгалите. Преодолевая капитализм". 2021. Февраль. С.108-117.
|
Популярные темыСейчас на сайте
Сейчас на сайте 0 пользователя и 34 гостя.
|