Публикуем перевод статьи Михаэля Лёви, известного исследователя творчества Вальтера Беньямина "Вальтер Беньямин и Макс Вебер (О фрагменте "Капитализм как религия"). В приложении воспроизводится и сам текст Беньямина.

Михаэль Лёви

ВАЛЬТЕР БЕНЬЯМИН И МАКС ВЕБЕР (О фрагменте «Капитализм как религия»)

Среди неопубликованных рукописей Вальтера Беньямина, которые Ральф Тидеман и Германн Швеппенхойзер в 1985 г. издали в шестом томе его Собрания сочинений (1) находится и один весьма неясный текст, который однако же кажется удивительно актуальным - «Капитализм как религия». Он состоит всего из трех или четырех страниц с примечаниями и библиографическим указателем. Текст плотен, парадоксален, в некоторых местах герметичен, так что расшифровать его нелегко. Поскольку он не предназначался к публикации, его автор, разумеется, не имел необходимости сделать его читабельным и понятным… Нижеследующие комментарии представляют собой частичную попытку толкования, основанную скорее на предположениях, нежели на вещах известных, причем оставляя в стороне некоторые «теневые зоны».

Название фрагмента взято непосредственно из книги Эрнста Блоха «Томас Мюнцер как теолог революции», вышедшей в 1921 г. В конце главы, посвященной Кальвину, автор осуждает учение реформатора из Женевы как манипуляцию, которая «полностью уничтожает» христианство и вводит «элементы новой религии, капитализма, возведенного в ранг религии (Kapitalismus als Religion) и ставшего Церковью Маммоны» (2).

Мы знаем, что Беньямин читал эту книгу, потому что в письме к Гершому Шолему от 27 ноября 1921 г. он пишет: «Недавно он [Блох] дал мне во время его первого приезда сюда, полную откорректированную версию «Мюнцера», и я начал ее читать» (3). Соответственно, датой написания фрагмента может быть не «середина 1921 года», как указали издатели, а скорее конец 1921 года. Кстати говоря, Беньямин совсем не разделял тезис своего друга о кальвинистско / протестантском предательстве подлинного духа христианства (4).

Текст Беньямина очевидно вдохновлен «Протестантской этикой и духом капитализма» Макса Вебера; этот автор цитируется дважды, сначала в основном тексте, а затем в библиографии, где упоминается издание 1920 г. «Собрания статей по социологии религии». Упоминается и работа Эрнста Трёльча «Социальные учения христианских церквей и групп» издания 1912 г., которая в вопросе о происхождении капитализма отстаивает тезисы, ощутимо идентичные веберовским. Между тем, как мы увидим, аргументация Беньямина идет гораздо дальше веберовской, причем прежде всего он заменяет его «ценностно нейтральный» (wertfrei) подход ярким антикапиталистическим обвинительным актом.

Фрагмент начинается категорическим заявлением: «В капитализме можно увидеть некую религию». Затем следует ссылка на Вебера, но и выражение дистанции по отношению к нему: «Доказательство наличия религиозной структуры капитализма — не только того, что подразумевалось Максом Вебером, когда он говорил о нем как о религиозно обусловленной формации, но и того, что он есть, в своей сущности, религиозное явление, — увлекло бы нас сегодня на окольные пути всеобъемлющей полемики, несоразмерной предмету».

Далее в тексте та же идея повторяется, но в в несколько более акцентированной форме, по сути более близкой к веберовской аргументации: «Христианство во времена Реформации не способствовало приходу капитализма, а само обратилось в капитализм». Это не слишком далеко от выводов «Протестантской этики»! Более новаторской здесь является идея собственно религиозной природы самой капиталистической системы: речь идет о тезисе, гораздо более радикальном, чем у Вебера, хотя и опирающемся на многие элементы его анализа. Беньямин продолжает: «Мы не способны затянуть сеть, внутри которой находимся сами. Придет время, и проблему эту удастся рассмотреть». Аргумент странный… Каким образом эта демонстрация могла бы затянуть в капиталистическую «сеть»? В действительности, «эта проблема» рассматривается не когда «придет время», а сразу же, в виде демонстрации, причем весьма конкретной, религиозной природы капитализма: «Однако в настоящем уже стали заметными три черты религиозной структуры капитализма». Больше Беньямин Вебера не цитирует, но изложение этих трех черт фактически питается идеями и аргументами этого социолога, придавая им новый масштаб, неизмеримо более критический и радикальный - в социальном и политическом отношении, но также и с точки зрения философской (теологической?) - и прямо противоположный веберовскому тезису о секуляризации:

«Во–первых, капитализм — это чистая религия культа, возможно, самая радикальная из всех, что существовали доныне. Все, что в нем есть, имеет смысл только в непосредственном отношении к этому культу, он не имеет особой догматики, особой теологии. Утилитаризм с этой точки зрения приобретает свою религиозную окраску». Утилитарные практики капитализма — инвестиции капитала, спекуляции, финансовые операции, биржевые маневры, купля-продажа товаров — являются эквивалентом религиозного культа. Капитализм не требует приверженности какому-либо кредо, какой-либо доктрине или «теологии»; значение имеют только действия, которые, по своей социальной динамике, напоминают практику отправления культа. Беньямин — даже в некотором противоречии с собственной аргументации о реформации и христианстве — сравнивает эту капиталистическую религию с изначальным язычеством, которое также было «непосредственно-практическим», не интересуясь «трансцендентным».

Но что же позволяет ассимилировать эту капиталистическую экономическую практику в «культ»? Беньямин не дает объяснения, но несколькими строками ниже использует термин «радения». Можно считать, что капиталистический культ включает определенные священнодействия, которые являются предметом радений. Например: «Сравнение иконографии святых различных религий, с одной стороны, и денежных купюр различных государств, с другой». Деньги, в облике бумажных купюр, так же являются объектом культа, как святые в «обычных» религиях. Интересно отметить, что в одном месте в своей «Улице с односторонним движением» Беньямин сравнивает банкноты с «архитектурой фасада ада» (Fassaden-Architektur der Hölle), которая передает «святой дух» капитализма (5). Напомним, что на дверях — или на фасаде — ада у Данте красуется надпись: «Оставь надежду всяк мюда входящий»; по Марксу, это слова, адресованные рабочим, которые капитализм пишет над входом на фабрику. Мы увидим далее, что для Беньямина безысходность — это религиозное состояние мира при капитализме.

Однако банкноты — это всего лишь одно из проявлений божества, куда более основополагающего в культовой системе капитализма: денег, бога Маммоны или, согласно Беньямину, «Плутоса как бога богатства». В библиографии к фрагменту упоминается заразительный отрывок, направленный против религиозной власти денег: он находится в книге «Призыв к социализму» еврейско-немецкого мыслителя-анархиста Густава Ландауэра, вышедшей в 1919 г., незадолго до его убийства контрреволюционными военными.

На странице, указанной в библиографии Беньямина, Ландауэр пишет: «Фриц Маутнер показал, что слово «бог» (Gott) изначально был идентичен «идолу» (Götze) и что оба они означали «отлитое» (Gegossene). Бог — это артефакт, сделанный людьми, который обрел жизнь, притягивает к себе жизни людей и, наконец, становится могущественнее, чем человечество.

Единственное отлитое (Gegossene), единственный идол (Götze), единственный бог (Gott), которому люди дали жизнь, - это деньги (Geld). Деньги искусственны, и они живые; деньги производят деньги и снова деньги; деньги владеют всей мощью мира.

Кто сегодня все еще не видит, не хочет видеть, что деньги, что бог есть ни что иное, чем дух, исходящий от человеческих существ, дух, ставший живой вещью (Ding), чудовищем (Unding), что это смысл (Sinn), ставший абсурдом (Unsinn) нашей жизни? Деньги не создают богатства; они сами по себе есть богатство; нет иного богатства, кроме денег» (6).

Конечно, мы не знаем, в какой мере Беньямин разделял эти мысли Ландауэра. Но допустимо, хотя бы в качестве гипотезы, считать упомянутый в библиографии отрывок примером того, что он понимал под «культовой практикой» капитализма. С точки зрения марксиста, деньги — не более чем одно (и даже не самое главное) из проявлений капитала, но Беньямин в 1921 г. был гораздо ближе к романтическому и либертарному социализму Густава Ландауэра (или Жоржа Сореля), чем к социализму Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Лишь позднее, в «Пассажах», он вдохновлялся Марксом в критике товарного фетишизма и анализировал пассажи Парижа как «храмы торгового капитала». Однако есть и известная преемственность между фрагментом 1921 г. и рукописью большой незаконченной книги 1930-х годов.

Деньги (золотые или бумажные), богатство, товар являлись чем-то вроде божеств или идолов капиталистической религии, а «практические» манипуляции с ними в повседневной капиталистической жизни — отправлениями культа, вне которого ничто не имеет смысла. «Со сращиванием с культом связана вторая черта капитализма — перманентная длительность культа. Капитализм — это отправление некоего культа sans trêve et sans merci. Нет ни одного «буднего» дня, нет дня, который не был бы праздничным — в пугающем смысле развертывания всех помпезных священнодействий, крайнего напряжения радений». Здесь Беньямин, вероятно, вдохновлялся анализом в «Протестантской этике» методических норм поведения кальвинизма / капитализма, постоянного контроля за жизнью, который выражается особенно в религиозной оценке «мирского профессионального труда», «неутомимого, постоянного, систематического» (7). Неустанно, без передышки и беспощадно: мысль Вебера заимствована Беньямином дословно. Правда, «праздничные дни» он упоминает не без иронии: на самом деле, капиталисты-пуритане отменили большую часть католических праздников, которые они считали поощрением безделья. В капиталистической религии каждый день происходит развертывание «помпезных священнодействий», то есть, ритуалов Биржи или Фабрики, и радетели ревностно и с «крайним напряжением» следуют росту или падению курсу акций. Капиталистические практики не знают паузы, они господствуют над жизнью индивида с утра до вечера, круглый год, от колыбели до могилы. Как хорошо заметил Буркхардт Линднер, фрагмент позаимствовал у Вебера концепцию капитализма как динамичной системы глобальной экспансии, неспособной остановиться и от которой нельзя уйти (8).

Наконец, третья черта капитализма как религии — это его характер, основанный на вине. «Капитализм, возможно, первый случай не искупающего, но наделяющего виной культа». Можно задаться вопросом, каков же в глазах Беньямина пример искупающего культа, противоположного духу капиталистической религии. Поскольку христианство в фрагменте расценивается как неотрывное от капитализма, возможно, речь идет об иудаизме, в котором самым важным праздником, как известно, является Йом киппур, обычно определяемый как «день прощения», но более точным переводом было бы «день искупления». Но речь идет о гипотезе; в тексте ничто на это не указывает.

Беньямин продолжает свой обвинительный акт против капитализма: «Именно здесь начинается обвальное и чудовищное движение, в которое вовлекается эта религиозная система. Чудовищное сознание вины, которое не знает искупления, устремляется к этому культу не для того, чтобы искупить вину, а для того, чтобы сделать ее универсальной, вбить в голову это сознание и, в конце концов, и в первую очередь, ввергнуть самого Бога в эту вину, чтобы и итоге пробудить в нем самом интерес к искуплению».

В этой связи Беньямин упоминает то, что он именует «демонической двусмысленностью» понятия «Schuld», которое означает одновременно «долг» и «вину». Согласно Буркхардту Линднеру, историческая перспектива фрагмента основана на положении, что в системе капиталистической религии нельзя отделиться от «мифической вины» и экономического долга (9).

У Макса Вебера можно обнаружить аналогичные рассуждения, также обыгрвающие двойной смысл долга: для буржуа-пуританина «то, что служит личным целям, потеряно для бога и славы его»; таким образом, по отношению к богу человек оказывается одновременно виновным и «должником». «Мысль об обязательстве человека по отношению к доверенному ему имуществу, которому он подчинен в качестве управителя (…), ложится тяжелым грузом на всю его жизнь и замораживает ее. Чем больше имущество, тем сильнее (…) чувство ответственности за то, чтобы имущество было (…) увеличено неустанным трудом во славу божью» (10).

Выражение Беньямина «вбить в голову» сознание вины прекрасно подходит к пуританским / капиталистическим практикам, анализируемым Вебером. Мне представляется однако, что аргументация Беньямина носит более общий характер: не только капиталист ощущает вину и «долг» по отношению к своему капиталу: эта вина является всеобщей. Бедные виновны, поскольку не смогли делать деньги и погрязли в долгах: ведь экономическая успешность для кальвиниста — это показатель его избранности и спасения души (по Максу Веберу). Бедный же проклят, по определению. Поэтому Schuld носит более общий характер; в капиталистическую эпоху она передается из поколения в поколение. Согласно высказыванию Адама Мюллера (романтического / консервативного социального философа, беспощадного критика капитализма), которого Беньямин цитирует в библиографии:

«(…) экономическое несчастье, которое в прошлые времена непосредственно переносилось (…) соответствующим поколением и умирало вместе с его смертью, в настоящее время, поскольку все действия и поведение выражаются в золоте, проявляется в постоянно растущих массах долга (Schuldmassen), которые тяготеют над следующим поколением» (11).

Сам бог оказывается вовлечённым в эту всеобщую вину: если бедные виновны и лишены благодати, и если при капитализме они обречены на социальную изоляцию, то это потому, что «на то воля божья», или, что эквивалентно этому в капиталистической религии, воля рынка. Конечно, если встать на точку зрения этих бедных и погрязших в долгах людей, виновным является бог, а вместе с ним и капитализм. В любом случае, бог неразрывно связан с процессом всеобщей вины.

До этого момента мы можем ясно увидеть веберовскую отправную точку фрагмента в его анализе современного капитализма как религии, возникшей в результате трансформации кальвинизма; но есть отрывок, где Беньямин, по-видимому, приписывает капитализму трансисторическое измерение, которое уже не принадлежит ни Веберу, ни тем более Марксу: «На Западе капитализм (он должен обнаруживаться не в одном только кальвинизме, но и в остальных правоверных христианских течениях) развивался по отношению к христианству паразитически — таким образом, что в конце концов по сути история христианства есть история его паразита — капитализма».

Беньямин не приводит каких-либо доказательств в пользу этого высказывания, но цитирует в библиографии книгу «Дух буржуазно-капиталистического общества» (12), автор которой, некий Бруно Арчибальд Фукс, тщетно пытается доказать в полемике с Вебером, что истоки капиталистического мира кроются уже в аскетизме монашеских орденов и папской централизации средневековой церкви (13).

Результатом «чудовищного» процесса капиталистической вины становится всеобщее отчаяние. «В сущности религиозного движения, которым является капитализм, заключается стремление держаться до конца, до полного и окончательного обвинения самого бога, до того последнего мирового состояния отчаяния, на которое как раз еще надеются. В том и состоит историческая неслыханность капитализма, что религия больше не является преобразованием бытия, но есть его превращение в руины. Разрастание отчаяния до уровня религиозного состояния мира, от которого–де ожидается исцеление», - добавляет Беньямин, ссылаясь на мироощущение Ницше: «переход человеческой планиды через дом отчаяния (Haus der Verzweiflung) в абсолютном одиночестве своего пути».

Почему в этом поразительном диагнозе, вдохновлённом поэзией и астрологией, упомянут Ницше? Если отчаяние – это радикальное отсутствие всякой надежды, то оно прекрасно отражается в amor fati, «любви к судьбе», проповедуемой философом с молотом в «Ecce Homo»: «Моя формула для величия человека есть amor fati: не хотеть ничего другого ни впереди, ни позади, ни во веки вечные. Не только переносить необходимость, но (…) любить ее» (15).

Конечно, у Ницше речь идет не о капитализме. Именно ницшеанец Макс Вебер со смирением – но не обязательно с любовью – отметит неотвратимость капитализма как судьбы современной эпохи. В этом смысл последних страниц «Протестантской этики», где Вебер с пессимистическим фатализмом отмечает, что современный капитализм «подвергает неодолимому принуждению каждого отдельного человека, формируя его жизненный стиль, причем не только тех людей, которые непосредственно связаны с ним своей деятельностью, а вообще всех ввергнутых в этот механизм с момента рождения». Он сравнивает это ограничение со своего рода тюрьмой, где система рационального производства товаров держит людей в заключении: «По Бакстеру, забота о мирских благах должна обременять его святых не более, чем “тонкий плащ, который можно ежеминутно сбросить“. Однако плащ этот волею судеб превратился в стальной панцирь (stahlhartes Gehäuse)» (14). Существуют различные толкования и переводы выражения «stahlhartes Gehäuse»: для одних это «клетка», для других — раковина, подобная той, что носит на спине улитка. Однако более вероятно, что образ был заимствован Вебером из образа «железной клетки отчаяния» английского поэта-пуританина Беньяна [16].

«Дом отчаяния», «Stahlhartes Gehäuse», «Железная клетка отчаяния»: от Вебера до Беньямина мы оказываемся в одном и том же семантическом поле, описывающем безжалостную логику капиталистической системы. Но почему она порождает отчаяние? На этот вопрос можно предложить разные ответы:

– Прежде всего потому, что, как мы видели, капитализм, определяя себя как естественную и необходимую форму современной экономики, не допускает никакого иного будущего, никакого исхода, никакой альтернативы. Его сила, пишет Вебер, «неодолима», и он представляется неотвратимой судьбой (fatum).

– Система низводит подавляющее большинство человечества до уровня «проклятых на земле», которые не могут рассчитывать на спасение от бога, который сам причастен к их изгнанию из благодати. Виновные в собственной судьбе, они не имеют права на какую-либо надежду на искупление. Бог капиталистической религии, Деньги, не жалеет тех, у кого нет денег…

– Капитализм – это «превращение в руины», он заменяет бытие обладанием, человеческие качества – рыночными количествами, человеческие отношения – денежными отношениями, моральные или культурные ценности – единственной имеющей значение ценностью: деньгами. Эта тема не появляется во фрагменте, но широко развивается антикапиталистическими, социалистическими/романтическими источниками, которые Беньямин цитирует в своей библиографии: Густавом Ландауэром, Жоржем Сорелем, а также, в консервативном контексте, Адамом Мюллером. Стоит отметить, что термин, используемый Беньямином, «Zertrümmerung» («превращение в руины»), родственен термину, которым в тезисе IX «О понятии истории» описываются руины, вызванные прогрессом: Trümmern.

– «Вина» людей заключается в том, что их долг перед Капиталом постоянен и растёт, и нет никакой надежды на искупление. Капиталист должен постоянно увеличивать и расширять свой капитал под страхом исчезновения перед конкурентами, а бедняки вынуждены занимать деньги, чтобы уплатить его долги.

– Согласно религии капитала, единственное спасение заключается в интенсификации системы, в капиталистической экспансии, в накоплении товаров, но это лишь усугубляет отчаяние. Именно это, по-видимому, и подразумевает Беньямин формулой, превращающей отчаяние в религиозное состояние мира, «от которого–де ожидается исцеление».

Эти гипотезы не противоречат друг другу и не исключают друг друга, но в тексте нет явных указаний, позволяющих нам сделать вывод. Беньямин, однако, по-видимому, связывает отчаяние с безысходностью: «Духовная (не материальная) безысходность в бедности, бродяжничестве, нищенствовании, монашестве. Положение, которое так безысходно, вселяет вину. «Заботы» — указание на эти формы сознания вины, вызванные безысходностью. «Заботы» возникают от ужаса безысходности, который имеет не индивидуальный и материальный, но общественный масштаб».

Аскетические практики монахов не являются выходом, поскольку они не бросают вызов господству религии капитала. Чисто индивидуальные пути выхода – иллюзия, а общественный, коллективный, социальный путь выхода запрещён религией капитала. Однако Беньямин, убеждённый противник капиталистической религии, считает, что выход должен быть найден. Он рассматривает или кратко рассматривает некоторые предложения по «преодолению капитализма»:

1) Реформа капиталистической религии: она невозможна ввиду её безупречной извращённости. «Это искупление не ожидается от самого культа, и не от реформирования религии, — которая могла бы удержаться за что–то несомненное в себе, — нет искупления и в отказе от нее». Отречение не является выходом, поскольку оно сугубо индивидуально: оно не мешает богам капитала продолжать осуществлять свою власть над обществом. Что касается реформы, то в книге Густава Ландауэра, на странице, следующей за отрывком, цитируемом Беньямином, есть такой отрывок: «Бог [деньги] уже стал настолько могущественным и всемогущим, что его уже нельзя отменить простой реструктуризацией, реформой “экономики обмена” (Tauschwirtschaft)» (17).

2) Сверхчеловек Ницше. Для Беньямина, который отнюдь не является его врагом, Ницше прекрасно выразил в своей философии «этот тип капиталистического религиозного мышления». «Мысль о сверхчеловеке основывает апокалипсический “прыжок“ не на обращении (Umkehr), искуплении, очищении, покаянии, а на (…) усилении (…) Сверхчеловек есть исторический человек, пронзающий главою небеса и грядущий без всякого обращения. Ницше предвосхитил это разрушение небес через усиление мощи человеческого, которое есть и остается религиозным (и для Ницше тоже) вменением вины».

Как следует толковать этот довольно туманный абзац? Одно из возможных прочтений может быть таким: сверхчеловек лишь усиливает гордыню, культ власти и бесконечное расширение капиталистической религии; он не подвергает сомнению вину и отчаяние людей, он бросает их на произвол судьбы. Это очередная попытка отдельных людей, стремящихся к исключительности, или аристократической элиты вырваться из железного круга капиталистической религии, но лишь воспроизводит её логику. (Это всего лишь гипотеза; признаюсь, эта критика Ницше остаётся для меня довольно загадочной...)

3) Социализм Маркса: «И, сходным образом, Маркс: капитализм, который отказывается менять свой курс, станет социализмом — посредством процентов и процентов от процентов как производных от вины, долга (стоит вдуматься в демоническую двусмысленность этого понятия)». Правда, в то время Беньямин мало что знал о трудах Маркса. Вероятно, он воспринял критику марксизма Густава Ландауэра, который обвинял его в стремлении установить своего рода «капиталсоциализм»: ведь у Маркса, по мнению анархиста, «капитализм развивает социализм целиком (ganz und gar) из себя самого, социалистический способ производства „процветает“ (entblüht) из капитализма», в частности, благодаря централизации производства и кредита (18). Однако неясно, что в данном случае понимается под «виной» во фрагменте, фактически, Schuld — это и «долг», и «вина».

В любом случае, для Беньямина марксистский социализм остаётся пленником категорий капиталистической религии и потому не представляет собой выхода. Как известно, он значительно изменит своё мнение по этому вопросу, начиная с 1924 года, после прочтения книги Дьердя Лукача «История и классовое сознание».

4) Эрих Унгер и выход из капитализма: «Преодоление капитализма через миграцию. Unger Politik und Metaphysik. S. 44. [Унгер. Политика и метафизика]». Термин «Wanderung» сбивает с толку, а его перевод, слишком буквальный, неадекватен. На самом деле речь идёт не о «выходе», а скорее о миграции или перемещении. Эрих Унгер использует термин «Wanderung der Völker», миграция народов. Вот что он пишет на стр. 44 книги, цитируемой Беньямином: «Есть только один логичный выбор: либо беспрепятственное движение, либо миграция народов. (…) Нападение на „капиталистическую систему“ обречено на провал там, где она действенна (…). Чтобы добиться чего-либо в борьбе с капитализмом, необходимо прежде всего покинуть (heraustreten) его сферу действия (Wirkungsbereich), поскольку внутри неё он способен поглотить любое противодействие». Речь идёт, добавляет он, о замене гражданской войны переселением народов (19).

Известно, что Беньямин симпатизировал «метафизическим анархистским» идеям Эриха Унгера и благосклонно отзывался о нём в переписке с Шолемом. Однако мы не знаем, считал ли он этот «выход из сферы капитализма» приемлемым выходом. Фрагмент не даёт нам никакой информации на этот счёт (20).

5) Либертарный социализм Густава Ландауэра, автора «Призыва к социализму». На странице, следующей за той, которую Беньямин цитирует во фрагменте, анархистский мыслитель пишет: «Социализм — это возвращение [или обращение] (Umkehr); социализм — это новое начало; социализм — это восстановление связи (Wiederanschluss) с природой, возвращение духа, восстановление отношений. (…) Поэтому социалисты хотят снова объединиться в общины (Gemeinden) (…)» (21).

Термин «Umkehr», используемый Ландауэром, – это именно тот, который Беньямин использует для критики Ницше, чей сверхчеловек отказывается от «обращения, искупления» (Umkehr, Sühne) и попадает на небеса, не будучи обращенным (Umkehr), и Маркса, чей социализм – это всего лишь капитализм, который «отказывается менять свой курс» (nicht umkehrend)». Поэтому мы можем предположить – возможно – что социализм Ландауэра, подразумевающий своего рода «обращение» или «возвращение» – к природе, к человеческим отношениям, к общественной жизни – есть выход из «дома отчаяния», построенного капиталистической религией. Ландауэр был близок к убеждению, подобно Эриху Унгеру, в необходимости выхода из сферы капиталистического господства и создания в сельской местности социалистических коммун. Но такой подход, по его мнению, не противоречил перспективам социальной революции: вскоре после публикации книги он в качестве наркома просвещения принял участие в недолговечной Мюнхенской советской республике (1919) — героический акт, который стоил ему жизни.

В интересном комментарии к понятию «Umkehr» во фрагменте Беньямина Норберт Больц интерпретирует его как ответ на аргумент Вебера: капитализм как неизбежная судьба. Для Беньямина «Umkehr» означает одновременно прерывание истории, Метанойю, искупление, очищение и... революцию (22). Конечно, это только предположения; сам фрагмент не указывает никакого выхода, а лишь с ужасом и явной враждебностью анализирует безжалостную и «чудовищную» логику религии капитала.

В работах Беньямина 1930-х годов, особенно в «Пассажах», эта проблематика капитализма как религии сменяется критикой товарного фетишизма и капитала как мифической структуры. Сходство между двумя подходами, несомненно, можно продемонстрировать – например, в обращении к религиозным аспектам капиталистической системы, – но различия не менее очевидны: теоретической основой, очевидно, стал марксизм. Проблематика Вебера, похоже, также исчезает из теоретического поля, выстроенного Беньямином; однако в «Тезисах о понятии истории» мы находим последнюю, неявную, но вполне опознаваемую отсылку к веберовским тезисам. Критикуя в тезисе XI культ промышленного труда в немецкой социал-демократии, Беньямин пишет: «У немецких рабочих, в секуляризированной форме, возродилась старая протестантская трудовая этика (protestantische Werkmoral)» (23).

Вдохновленный Максом Вебером, но выходящий далеко за рамки аргументов социолога, фрагмент Беньямина 1921 года принадлежит к тому, что можно было бы назвать антикапиталистическими прочтениями Вебера. В значительной степени это своего рода «отступление»: отношение Вебера к капитализму не выходило за рамки определённой амбивалентности, смеси «ценностного нейтралитета», пессимизма и смирения. Однако некоторые из его неверных «учеников» использовали аргументы «Протестантской этики» для развития яростного антикапитализма социалистического/романтического толкования.

Первым в этом ряду был Эрнст Блох, входивший в круг друзей Макса Вебера в Гейдельберге в 1912–1914 годах. Как мы видели, именно Блох «изобрел» в своей книге «Томас Мюнцер» (1921) выражение «капитализм как религия» (Kapitalismus als Religion), возлагая ответственность за это на кальвинизм (24). В качестве свидетеля, призванного поддержать это обвинение, вызывается не кто иной, как... сам Макс Вебер: среди учеников Кальвина «благодаря абстрактной обязанности трудиться, производство прогрессирует суровым и систематическим образом, идеал бедности, применяемый Кальвином только к потреблению, способствует образованию капитала. Обязанность сбережения налагается на богатство, которое понимается как абстрактная величина, достаточная сама по себе и которая сама по себе требует увеличения. (…) Как блестяще показал Макс Вебер, развивающаяся капиталистическая экономика оказывается полностью освобожденной, отрешенной, свободной от всех сомнений первоначального христианства, равно как и от того, что экономическая идеология Средневековья еще сохраняла от относительно христианского» (25). Веберовский «свободный от оценочных суждений» анализ роли кальвинизма в становлении духа капитализма под пером марксиста, увлеченного католицизмом, Эрнста Блоха превращается в яростную критику капитализма и его протестантских истоков…

Как мы видели, Беньямин, несомненно, был вдохновлен этим текстом, не разделяя, однако, симпатии Блоха к «щепетильности первоначального христианства» или к «относительно христианскому» моменту экономической идеологии средневекового католицизма.

В некоторых отрывках книги Лукача «История и классовое сознание» мы также находим цитаты из Вебера, подкрепляющие его критику капиталистического овеществления. Несколько лет спустя настала очередь фрейдомарксиста Эриха Фромма, который в эссе 1932 года, ссылаясь на Вебера и Зомбарта, обличал кальвинизм в разрушении идеи права на счастье, типичной для докапиталистических обществ, таких как средневековая католическая культура, и её замене буржуазными этическими нормами: обязанностью трудиться, приобретать и сберегать (26).

Таким образом, фрагмент Беньямина 1921 года является одним из примеров таких «изобретательных» прочтений (все они были творчеством немецко-еврейских мыслителей романтического толка), которые используют социологические труды Вебера, и в частности «Протестантскую этику и дух капитализма», в качестве аргумента для полномасштабной атаки на капиталистическую систему, её ценности, практики и «религию».

Было бы интересно сравнить «Капитализм как религию» Беньямина с работами латиноамериканских теологов освобождения, которые, совершенно не зная фрагмента 1921 года, начиная с 1980-х годов разрабатывали радикальную критику капитализма как идолопоклоннической религии. Так, согласно Хуго Ассману, именно в неявной теологии самой экономической парадигмы и в повседневной фетишистской религиозной практике проявляется капиталистическая «экономическая религия». Явно религиозные концепции, встречающиеся в литературе «рыночного христианства», например, в трудах неоконсервативных религиозных течений, выполняют лишь дополнительную функцию. Рыночная теология, от Мальтуса до последнего документа Всемирного банка, – это яростно жертвенная теология: она требует, чтобы бедные приносили свои жизни на алтарь экономических идолов (27).

Аналогичные аргументы встречаются в трудах молодого бразильского теолога (корейского происхождения) Чон Мо Сона, который в своей книге «Идолопоклонство капиталу и смерть бедняков» (1989) развивает этико-религиозную критику международной капиталистической системы, чьи институты, такие как МВФ и Всемирный банк, в силу неумолимой логики внешнего долга обрекают миллионы бедняков в странах третьего мира на жертвоприношение богу «глобального рынка». Для капиталистической религии «нет спасения вне рынка. (…) Благодаря этой сакрализации рынка невозможно мыслить освобождение от этой системы и иную альтернативу. Все пути к трансцендентности закрыты, как в историческом плане (иная модель общества, выходящая за рамки капитализма), так и в плане абсолютной трансцендентности (нет иного Бога, кроме Рынка)» (28).

Аналогии — как и различия — с идеями Беньямина очевидны. Но это увело бы нас слишком далеко от темы данной статьи...

ПРИМЕЧАНИЯ

(1) Benjamin W. Gesammelte Schriften. Bd. 6 / Hrsg. von R. Tiedemann, H. Schweppenhäuser. Frankfurt a. M., 1991. S. 100 — 103.

(2) Bloch E. Thomas Münzer als Theologe der Revolution. München, 1921. S. 173. В оригинале Э. Блох пишет о «церкви Сатаны», но в переиздании 1962 г. заменил это на «церковь Маммоны».

(3) Benjamin W. Gesammelte Briefe. Bd. 2. Frankfurt a. M., 1996. S. 212 — 213.

(4) О взаимоотношениях Беньямина и Блоха по этому вопросу см.: Hammacher W. Schuldgeschichte // Baecker D. Kapitalismus als Religion, Berlin, 2003. S. 91 — 92.

(5) Benjamin W. Einbahnstrasse // Benjamin W. Gesammelte Schriften. Bd. 4. Frankfurt a. M., 2001. S. 139.

(6) Landauer G. Aufruf zum Sozialismus. Berlin, 1919. S. 144.

(7) Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные сочинения. М., 1990. С. 198.

(8) Lindner В. Der 11.9.2001 oder Kapitalismus als Religion // Ereignis. Eine fundamentale Kategorie der Zeiterfahrung. Anspuch und Aporien / Hrsg. Von N. M. Schöll. Bielefeld, 2003. S. 201.

(9) Ibid. S. 207.

(10) Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. C. 264, 197.

(11) Müller A. Zwölf Reden über die Beredsamkeit und deren Verfall in Deutschland. München, 1920. S. 58.

(12) Fuchs B. A. Der Geist der Bürgerlich-Kapitalistischen Gesellschaft. Eine Untersuchung über die Grundlagen und Voraussetzunge. Berlin; München, 1914.

(13) Ibid. S. 14 – 18.

(14) Ницше Ф. Ecce homo // Ницше Ф. Полное собрание сочинений в 13 томах. Т. 6. М., 2009. С. 222.

(15) Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. C. 206.

(16) См.: Tiryakian E. A. The Sociological Import of a Metaphor : Tracking the Source of Max Weber’s “Iron Cage” // Max Weber: Critical Assessments / Ed. by P. Hamilton. London, 1991. Vol. I / 2, P. 109 — 120.

(17) Landauer G. Aufruf zum Sozialismus. S. 145.

(18) Ibid. S. 42.

(19) Unger E. Politik und Metaphysik / Hrsg. von M. Voigt. Würzburg, 1989. S. 44.

(20) Как утверждает Йоахим фон Соостен, Унгер ищет выход из капитализма в пространстве, а Беньямин мыслит во временных эсхатологических категориях; см.: Von Soosten J. Schwarzer Freitag: die Diabolik der Erlösung und die Symbolik des Geldes // Kapitalismus als Religion / Hrsg. von D. Baecker. S. 297.

(21) Landauer G. Aufruf zum Sozialismus. S. 145.

(22) Bolz N. Der Kapitalismus – eine Erfindung von Theologen? // / Hrsg. von D. Baecker. S. 205.

(23) Benjamin W. Über den Begriff der Geschichte // Benjamin W. Gesammelte Schriften. Bd. I / 2. S. 274.

(24) Bloch E. Thomas Münzer als Theologe der Revolution. S. 173.

(25) Ibid. S. 163 – 164.

(26) Fromm E. Die psychoanalythische Charakterologie und ihre Bedeutung für die Sozialpsychologie // Fromm E. Gesamtausgabe. Bd. 1. Stuttgart, 1980. S. 59 — 77.

(27) Assmann H., Hinkelammert F. A Idolatria do Mercado. Ensaio sobre Economia e Teologia, São Paulo, 1989.

(28) Jung Mo Sung. Deus numa economia sem coraçâo. Pobreza e neoliberalisme: um desafio oà evnagelizaçâo. São Paulo, 1992. P. 94.

Оригинал публикации на французском: Raisons Politiques, 2006. No. 23. P. 203-219.

Перевод Вадима Дамье 

------------------------------

ПРИЛОЖЕНИЕ

Вальтер Беньямин

Капитализм как религия

В капитализме можно увидеть некую религию, что означает — капитализм в своей сущности служит для освобождения от забот, мучений, беспокойств, на которые прежде давали ответ так называемые религии. Доказательство наличия религиозной структуры капитализма — не только того, что подразумевалось Максом Вебером, когда он говорил о нем как о религиозно обусловленной формации, но и того, что он есть, в своей сущности, религиозное явление, — увлекло бы нас сегодня на окольные пути всеобъемлющей полемики, несоразмерной предмету. Мы не способны затянуть сеть, внутри которой находимся сами. Придет время, и проблему эту удастся рассмотреть.

Однако в настоящем уже стали заметными три черты религиозной структуры капитализма. Во–первых, капитализм — это чистая религия культа, возможно, самая радикальная из всех, что существовали доныне. Все, что в нем есть, имеет смысл только в непосредственном отношении к этому культу, он не имеет особой догматики, особой теологии. Утилитаризм с этой точки зрения приобретает свою религиозную окраску. Со сращиванием с культом связана вторая черта капитализма — перманентная длительность культа. Капитализм — это отправление некоего культа sans (t)rêve et sans merci. Нет ни одного «буднего» дня, нет дня, который не был бы праздничным — в пугающем смысле развертывания всех помпезных священнодействий, крайнего напряжения радений. В–третьих, этот культ наделяет виной. Капитализм, возможно, первый случай не искупающего, но наделяющего виной культа. Именно здесь начинается обвальное и чудовищное [ungeheuren] движение, в которое вовлекается эта религиозная система. Безмерное [ungeheures] сознание вины, которое не знает искупления, устремляется к этому культу не для того, чтобы искупить вину, а для того, чтобы сделать ее универсальной, вбить в голову это сознание и, в конце концов, и в первую очередь, ввергнуть самого Бога в эту вину, чтобы и итоге пробудить в нем самом интерес к искуплению. Это искупление не ожидается от самого культа, и не от реформирования религии, — которая могла бы удержаться за что–то несомненное в себе, — нет искупления и в отказе от нее. В сущности религиозного движения, которым является капитализм, заключается стремление держаться до конца, до полного и окончательного обвинения самого Бога, до того последнего мирового состояния отчаяния, на которое как раз еще надеются. В том и состоит историческая неслыханность капитализма, что религия больше не является преобразованием бытия, но есть его превращение в руины. Разрастание отчаяния до уровня религиозного состояния мира, от которого–де ожидается исцеление. Трансцендентность Бога пала. Но он не умер, он ввергнут в человеческий удел. Этот переход человеческой планиды через дом отчаяния в абсолютном одиночестве своего пути и есть тот этос, который определил Ницше. Этот человек — сверхчеловек, который первым начинает осознанно исполнять завет капиталистической религии. Ее четвертая особенность состоит в том, что ее Бог должен стать сокрытым, и лишь в зените его виновности позволено обращаться к нему. Этот культ справляется перед неким незрелым божеством; всякое представление, всякая мысль о нем сама по себе оскорбляет тайну его зрелости.

Теория Фрейда также относится к господству жрецов этого культа. Она продумана вполне капиталистически. По глубочайшей и еще слабо выявленной аналогии, вытесненное, греховное представление и есть сам капитал, выплачивающий проценты преисподней бессознательного.

Тип капиталистического религиозного мышления находит себе великолепное выражение в философии Ницше. Мысль о сверхчеловеке основывает апокалипсический «прыжок» не на обращении [Umkehr], искуплении, очищении, покаянии, а на мнимо устойчивом, находящемся в предельном напряжении, взрывном, дискретном усилении [Steigerung]. И потому это усиление несовместимо с развитием в смысле «non facit saltum». Сверхчеловек есть исторический человек, пронзающий главою небеса и грядущий без всякого обращения. Ницше предвосхитил это разрушение небес через усиление мощи человеческого, которое есть и остается религиозным (и для Ницше тоже) вменением вины. И, сходным образом, Маркс: капитализм, который отказывается менять свой курс, станет социализмом — посредством процентов и процентов от процентов как производных [Funktion] от вины, долга (стоит вдуматься в демоническую двусмысленность этого понятия).

Капитализм есть религия чистого культа, без догматики.

На Западе капитализм (он должен обнаруживаться не в одном только кальвинизме, но и в остальных правоверных христианских течениях) развивался по отношению к христианству паразитически — таким образом, что в конце концов по сути история христианства есть история его паразита — капитализма.

Сравнение иконографии святых различных религий, с одной стороны, и денежных купюр различных государств, с другой. Дух, который говорит через орнаментику банкнот.

Капитализм и право. Языческий характер права. Sorel. Réflexion sur la violence. P. 262 [Сорель. Размышления о насилии].

Преодоление капитализма через миграцию. Unger Politik und Metaphysik. S. 44. [Унгер. Политика и метафизика].

Fuchs. Struktur der kapitalistichen Gesellschaft o.ä. |Фукс. Структура капиталистического общества].

Weber, M. Ges. Aufsätze zur Religionssoziologie 2 Bd. 1919/20 [Вебер M. Статьи по социологии религии].

Troeltsch, E. Die Soziallehren der ehr. Kirchen und Gruppen (Ges. W. 1912) [Трёльч Э. Социальные учения христианских церквей и групп].

См. также шенберговскую библиографическую сноску под II. Landauer. Aufruf zum Sozialismus. P. 144 [Ландауэр. Призыв к социализму].

Заботы: болезни духа, которые свойственны капиталистической эпохе. Духовная (не материальная) безысходность в бедности, бродяжничестве, нищенствовании, монашестве. Положение, которое так безысходно, вселяет вину. «Заботы» — указание на эти формы сознания вины, вызванные безысходностью. «Заботы» возникают от ужаса безысходности, который имеет не индивидуальный и материальный, но общественный масштаб.

Христианство во времена Реформации не способствовало приходу капитализма, а само обратилось в капитализм.

Методологически нужно было бы сначала исследовать, в какие отношения с мифом когда–либо в ходе истории вступали деньги до тех пор, пока они смогли притянуть к себе многочисленные мистические элементы из христианства, чтобы учредить свой собственный миф.

Вергельд / Подборка хороших работ [на эту тему] /Жалованье, которое одалживается священнику <.> Плутос как бог богатства<.>

Müller, А. Reden über die Beredsamkeit. 1816. S. 56 ff. [Мюллер А. Речи о словоохотливости].

Связь догмата об освобождающей, одновременно искупающей и умерщвляющей нас природе познания с капитализмом: [подведение] баланса как искупительное и истребительное [erledigende] познание.

К признанию капитализма как религии приводит понимание того, что изначальное язычество, несомненно, воспринимало религию прежде всего не как выражение некоего «высокого», «морального» интереса, а как нечто непосредственное, практическое, что, другими словами, язычество столь же мало, как и сегодняшний капитализм, осознавало свою «идеальную» или «трансцендентную» природу, а, скорее, видело в нерелигиозном индивиде или индивиде–иноверце несомненного члена своего сообщества, подобно тому, как сегодняшняя буржуазия считает таковыми тех, кто не зарабатывает на жизнь трудом [nicht erwerbenden Angehörigen].

Перевод А. Пензина

Источник: https://fb2.top/uchenie-o-podobii-635272/read/part-6