КЛАССОВАЯ МЕЛАНХОЛИЯ

Классовая меланхолия — это не ностальгия и не романтизм. Это невидимое бремя, которое тяготеет над теми из нас, кто происходит из трудящегося класса и вынужден жить в мире, который требует от нас забыть о своём происхождении. Капитализм нашептывает нам, что классов больше не существует, что всё сводится к личным заслугам. Но эти рассказы — просто заклинание: провозглашая, что мы все «равны», он выставляет нас карикатурами, монстрами или тенями, которые нужно укротить.

Быть трудящимся классом — значит жить в противоречии. Нет ничего «вне» класса, есть лишь трещина: мы оставляем позади истоки, которые никогда нас не покидают, и врезаемся в стены, лишающие нас принадлежности к настоящему. Мы — призрачные фигуры, живые, но непризнанные, запертые между двумя мирами. Это фантазматическое существование — одновременно и рана, и сопротивление: нежелание полностью раствориться в логике капитала.

Меланхолия рождается из невыносимой скорби. Утраченное невозможно вернуть, потому что оно символически стёрто: память о наших родителях, о наших общинах, о нашем языке и жестах. И всё же, само упоминание об этой утрате открывает трещину в социальной амнезии. Писать о ней, петь о ней, одеваться в нее, танцевать с ней – значит отказываться поддаваться чарам забвения. В каждом действии, каким бы незначительным оно ни было, мы возвращаем себе право на существование.

Господствующая культура обещает ассимиляцию: изменить акцент, одежду, манеры, чтобы быть принятым. Но это принятие всегда условно. Одного щелчка, слова, жеста достаточно, чтобы Реальное вновь заявило о себе, напомнив нам, по какую сторону социальной границы мы находимся. Классовая меланхолия, таким образом, есть осознание этого постоянного возвращения, невозможности полностью отмежеваться от того, кто мы есть.

Принять эту меланхолии — не значит капитулировать перед болью. Это значит превратить её в коллективную память. Это осознание того, что в наших потерях кроется возможность другой жизни. Противоречие невыносимо, но в нём кроется истина: напоминание о том, что то, в чём нам было отказано, всё ещё пульсирует, даже если его пытаются стереть.

Назвать классовую меланхолию по имени — значит утвердить наше существование перед лицом механизма, который нас отрицает. Другими словами: мы всё ещё здесь.

КЛАССОВАЯ ЗЛОСТЬ  

По мнению Марка Фишера, классовая злость — это не просто индивидуальная обида или изолированное чувство несправедливости. Это шрам, оставленный неолиберализмом, который заставляет нас жить в мире, где классовая принадлежность жестоко существует в материальной реальности, но стёрта из официального дискурса. Злость возникает как противоречие: от нас требуют принять фикцию бесклассового общества, хотя мы ежедневно сталкиваем с насилием неравенства.

Фишер заметил, что эта злость противоречива. Её можно преобразовать в оружие ясности, в энергию, позволяющую нам ясно видеть механизмы господства, цинизм меритократии, ложь о «предпринимательстве» и «индивидуальном таланте». Но правые также могут перехватить её и перенаправить, превратив в губительную зависть к тем, кто кажется «привилегированным» в пределах той же самой маргинальной группы, направляя ярость против системы на ложные цели: мигрантов, получателей социальных пособий, студентов, деятелей искусства – кого угодно, кроме истинных бенефициаров капитала.

В «Капиталистическом реализме» Фишер отмечает, что неолиберальная культурная машина превращает злость в зрелище. Телевизионные программы высмеивают бедность, материалы в СМИ изображают трудящийся класс виновным в собственной нестабильности, а социальные сети служат площадками для бесконечных сравнений. Классовая злость эксплуатируется, эстетизируется и манипулируется ради разжигания всеобщего цинизма.

Однако признание классовой злости общим опытом открывает утопическую грань. Назвать эту боль, эту накопившуюся злость перед лицом структурной несправедливости, — это также способ разрушить неолиберальные чары. Речь идёт не об отрицании злости, а о её политизации, превращении её в осознание того, что рана не индивидуальна, а коллективна.

Реальная опасность классовой злости заключается не в её переживании, а в том, что капитал позволяет ей быть использовнным в качестве орудия разъединения. Задача, как полагает Фишер, состоит в том, чтобы преобразовать эту тёмную энергию в импульс солидарности.

Лудд Свинг

(перевод с испанского)